Кирилл – как определились, вождь грязнокожих.

Сусел – дядька хоть куда.

Леха – настройщик инструмента.

Костя – Порохо-ов!!!

Женя – у кого есть лишняя кружка?

Женя Шиян – собрат по выуживанию Кирилла.

Маша и Яна, путающие, где чей спальник.

Оля – поездатый заяц и спец по какао.

Наташа- гражданка из 708 комнаты.

Встретиться часов в восемь вечера в субботу 04.11 мы должны были у Наташи в общаге. А оттуда шумным караваном уже проследовать до вокзала, до общего вагона и – до Санболей. Забыв номер общаги, мы с Аней заходим наобум, и я спрашиваю: - Не прописана ли в такой-то комнате такая-то гражданка? На нас посмотрели сочувственным взором (так смотрят на недоразвитых детей или душевнобольных) и ответили: - Прописана, прописана, там таких, как вы, с рюкзаками, уже человек шесть-семь…

У Наташи мы все почему-то сконцентрировались на ожидании Кирилла. А он все не шел и не шел. Нам даже чай в горло не лез, застревал, представляете, какая преданность? (Это, наверное, была примета – обстановка с чаем на протяжении всего похода была напряженной). Так Кирилл и не пришел. Ну, мы тело в рюкзак (каждый свое) и на свежий воздух.

Когда мы, мокрые и липкие, как те самые рыбки, выпали на Санболях из вагона, обилие свежего во всех отношениях воздуха оказалось той самой дозой, от которой кайф не сравним ни с чем. Я еще в добавку умылась чистейшим, только что выпавшим снегом (даже пузо потерла), и почувствовала себя всемогущим человеком. Мы водрузили на себя рюкзаки и пошагали до машины. В этот раз она действительно нас ждала, симпатичный и понимающий нашего брата шофер долго колупался в колесах, припахав даже Кирилла и Санька, а мы бродили в нетерпении вокруг. Мы хотели ЕХАТЬ!

И мы поехали. Перепутав конечности, завернув все эту массу ног и рук в спальники, мы подскакивали на ухабах, пели песни (за другой конец машины не скажу, до нас оттуда доносился только вой ветра), айкали и ойкали. Кирилл так вообще стоически заснул под наше пение, его способности меня просто поражают. Постепенно вокруг светлело. Нас окружал заснеженный хвойный лес, это вдохновляло на подвиги.

Вывалившись из машины, обнаруживая, что наши ноги еще существуют в природе и даже умеют немного ходить, мы готовились к марш-броску. По началу движения группа разделилась на две части, так мы и шли: когда на привал у зимушки подходили вторые, первые уже вставали идти дальше. Меня очень сильно задерживала камера, потому что вокруг было столько красоты и интересностей, а аккумулятор так быстро замерзал…

Тут я, умирающая такая, увидела, что Кирилл и Сусел собираются в Стерегущее на разведку, и попросилась “с ними”. К моему удивлению меня даже взяли, так что бедному телу пришлось смириться с энтузиазмом духа, встать и идти. А потом ползти, елозить и выскребаться, а также съезжать по леднику. В это самое время дух не переставал восхищаться, трепетать и испытывать подобные положительные эмоции. Мы спустились через один вход, выкарабкались потом через другой. Пробежали до входа в Спальный зал, который оказался замерзшим напрочь, там я понаблюдала акробатические номера в исполнении гигантов спелеологии: спуск по ледяному языку на портупее. Куда нам, чайникам. Еще, пока они скреблись в Спальный, я, оставшись одна, решила проверить, как это бывает, когда остаешься в пещере без света. Я выключила фонарь и понаблюдала за своими ощущениями, которые из “Фи! Ничего страшного!” в течение минуты переросли в “Мама! Кто стоит за моей спиной!!!” Я врубила фонарь и обернулась… За спиной был пустой проход, сверху ругался Суслик. Хорошо. Уютно. Со светом.

В пещере надо ходить числом не больше трех. Иначе получается толпа, и что-то теряется. В тот сумбурный пробег, не имея возможности ничего толком рассмотреть, я все равно прочувствовала Стерегущее гораздо лучше, чем потом, когда мы шли шумною гурьбой спокойно, с толком и расстановкой. Я была под первым впечатлением все оставшиеся дни, сознание, что Стерегущее где-то рядом, придавало жизни особый вкус. Вкусный такой, терпкий.

Когда мы выбрались на свет, с деревьев уже начал осыпаться подтаявший снег, он плюхался этакими ляпами на все подряд: на нас, на рюкзаки, на камеру, которую мочить категорически нельзя, на еду в тарелках, которая к нашему возвращению уже подоспела. Расслабиться нам правда так и не удалось. Едва проглотив бонусы, мы снова собрались и пошли. На этот раз – домой. Вернее, в пещеру, которая на эти дни и ночи стала нашим домом – с крутым не в меру названием Дальгипролестранс. Сначала мы ее как следует облазили. Кирилл как всегда демонстрировал представителей местной фауны, расправлял крылышки, а вокруг несчастного создания носилась Лена с камерой и Яна с Машей с фотоаппаратом. Вообще, взяв с собой камеру, я обрекла всю группу на определенные неудобства (я думаю, они того стоили): им приходилось все время светить туда, куда мне было надо, а также ждать меня, так как упаковка и распаковка камеры занимала больше времени, чем сами съемки.

Мы вернулись к родным пенатам. У угасающего костра сидели угасающие ребята. Надо сказать, они бросили всех нас на бедного Кирилла, а сами, сильные и ловкие, искали приключения на пятые свои точки отдельно. И все эти дни работали мы двумя командами: Кирилл и девчонки, Оля и мальчишки.

Мы сделали попытку организовать что-то наподобие большого костра плюс большой сушилки. Не в полном объеме, но кое-что у нас вышло. Мы попытались что-нибудь высушить, а потом оставили эту обреченную на провал идею и стали готовиться к торжественному ужину. Из-за небольшого сбоя в планах народ был более уставший, чем требовалось. Но не смотря ни на что Кирилл, уединившись в темном уголке за маленьким кругом света, что-то там усердно создавал, гомункулюса, наверное…Температура оказалась недостаточно низкой, поэтому биомасса во что-то оформленное так и не превратилась, но вкус остался таким же превосходным. Свежесозданные мозги с выдержкой “Старый Спелеолог” – интересно, Кирилл не чувствовал ли себя Господом Богом, этаким демиургом, создающий первый в мире разум?.. В нем попадались даже склеротические бляшки – показатель выдержки, не иначе. Мозг со стажем.

И после этого мы пошли в эту пещеру спать. Только наши храбрые мальчики (Сусел, Леша, Женя и Костя) решили эту ночь посвятить Стерегущему. Маша с Яной пригласили Кирилла к нам – пятым, так что было хотя и тесно, но весело, продолжился вечер страшных историй. Правда, Кирилл пробовал вставлять и поучительные, но разницы я не почувствовала, т.к. поучительные зачастую оканчивались еще страшнее, чем собственно страшные. И вообще, слышала я все волнами, проваливаясь в сон.

Утром, которое никак не отразилось на окружающем освещении, все-таки настало где-то снаружи. Чувство долга, будь оно неладно, заставило меня выползти вслед за Кириллом, и когда, шибаясь головой о своды нашей пещеры, я вышла таки наружу, оказалось, что там действительно утро, девять часов, солнце светит вовсю, снег блестит и вообще прекрасно.

Должны были дежурить я и Леша, который всю ночь шарахался по подземельям, а теперь где-то спал, наверное, без задних ног. Мне сразу подумалось, что проще будет все сделать самой, чем тратить силы на невозможное. Получилось все еще лучше: вечный доброволец Кирилл и Оля помогли мне провернуть операцию “Завтрак”, а когда все уже было на мази, случилось явление Лехи народу, он “явился” и изобразил возмущение – почему это вы меня не разбудили?

После завтрака мы решили сходить в Бурундук – так, для общего развития, как выразился Кирилл, ибо она пещера небольшая, просто образована другим способом… Ага, видели бы вы Кирилла, когда он порхал по этой пещере с радостными воплями: Я этого не помню! Этого здесь не было! Он уползал вперед с такой скоростью, что только пыль столбом стояла. Наконец мы выбрались в самый нижний, самый большой зал, в котором было даже целое озеро и ледник, и много неотбитых еще никем сталактитов, растущих симпатичными кучками. Все эти новые пространства появились не так давно, и кроме закономерного восхищения в моей голове беспокойно шевелилась еще одна мысль: а не окажемся ли мы свидетелями очередных подвижек? Такие многотонные глыбы, некоторые даже с трещинами наводили на размышления… Мы посидели в этом зале, послушали, как капает вода, Кирилл рассказал нам парочку историй в темноте, и мы стали выбираться. Отсюда, снизу, был виден свет наших свечей, которые мы оставили гореть наверху, недалеко от входа. Наша группа разделилась и выбиралась разными путями. Когда я неохотно вышла наружу (понравилось мне внутри), на меня обрушилась яркая красота внешнего мира, и подумалось, что здесь, в общем-то, тоже не плохо: весело журчал ручей, ненадолго выныривая из-под снега, кое-где пробивалась зеленая еще трава, солнце светило так, как будто на дворе как минимум май, а не ноябрь… Меня обуяла жажда жизни. Я даже идти спокойно не могла, то и дело подпрыгивала.

Мой щенячий восторг достиг апогея, когда мы вскипятили чаю и напились его до бульканья в животе, а еще мы похамали печенья… Что еще человеку в жизни надо?

А надо спокойно обследовать Стерегущее копье. Два раза пробежками я там уже была, парни совершили ночной рейд, а вот основательно мы еще туда не углублялись. Взяли с собой перекус, камеру, фотоаппараты и пошли.

В пещере мы решили передвигаться по принципу какой-то руки, то ли правой, то ли левой… В общем, теоретически, мы должны были обойти всю пещеру по периметру. Только вот в сложные шкурники мы не совались, наверное, Кирилл представил, как будет вытягивать застрявших, и забил на это дело. Нам хватило и остального.

Мы ходили по залам, ползали по коридорам, жгли свечи и фонари, до сих пор там, где-то под потолком витают наши восторженные вздохи. Как про это написать, я не знаю. Сейчас, вспоминая пещеру, пытаюсь убедить себя, что все было на самом деле, увериться в этом помогают синяки. И все равно – как сон. Пропадала усталость, не мешал холод, мокрая одежда, все перебивалось ощущением сопричастности к чудесному. Когда в очередную щель приходилось проползать последней, чувствовала, как темнота наступает на пятки, иллюзия уверенности пропадала, как только затихали голоса остальных, как только свет из фонарей пропадал за поворотом. Вот тогда наступало НАСТОЯЩЕЕ, то, что мы тревожили своей глупой жизнерадостностью, звонкими голосами, трепетным светом и мечущимися тенями, то, что было там до нас, и останется после.

А еще, к вопросу о глупой жизнерадостности, были там типы, по другому не назовешь, которые ходили гопкой туда-сюда, а когда проходили мимо, приставали с вопросами: - Эй, типа того, эта, опа, а где тут, типа, Страж, а? Слышишь че? А где тут Сказка? Ты понял?

Мы поняли. И вообще, мы не знали, где тут ЧЕ. Потому что Кирилл решил не лишать себя удовольствия побыть чайником и бродил почти наравне с нами, не зная, куда введет этот проход и как называется тот или иной зал. Для себя мы были первооткрывателями.

“Страж” мы все же определили. Никак иначе нельзя было назвать эту темную фигуру, которая сразу завладевает твоим вниманием, как только ты проникнешь в зал. И хочется ссутулиться под тяжелым взглядом и заполнить налоговую декларацию…

Мы не стали каяться в контрабанде, понаставили на него свечек, отчего он стал напоминать именинный пирог, и решили оглядеться. Кирилл медовым голосом предложил девчонкам залезть в круговой проход. Женя, Яна и Маша клюнули на приманку, и как только они углубились туда с одной стороны, мы погасили фонарики, и он зашел с другой. Спустя немного времени до нас донеслись нервные вскрики, смешки и возмущения – это Женя высветила молчаливую фигуру в темноте, неподвижно ждущую свою жертву… Маша на это не купилась. Хладнокровно сказала: “Привет!” и прошла мимо. Могла бы и подыграть, Кирилл так старался! А Яна не стала делать круг и вышла оттуда же, куда вошла, не увидела никого (мы стояли с погашенными фонариками немного в стороне) и стала судорожно звать Машу. Наверное, тоже почувствовала то истинное, которое исчезает, когда ходишь толпой и громко восхищаешься.

Вышли мы к ледяному скату, тому самому, по которому в одну сторону – вниз - съезжать очень быстро и просто, а вот в другую – а именно наверх – как выяснилось, совсем наоборот. Кирилл еще хотел обойти, но мы с Женей закричали, что так нечестно, что мы хотим подниматься здесь и точка. Лучше бы он настоял на своем. Сверху была сброшена веревка, та самая, по которой мы съезжали, пробегая Стерегущее в первый раз. Кирилл забрался наверх и началось. Ледник оказался скользкий, вы представляете? И даже очень. Кириллу пришлось буквально вытаскивать нас оттуда юзом снизу вверх, как рыбок из проруби. А ведь мы очень большие рыбки… Выбравшись наверх, я увидела вождя, упершегося ногами к единственный в том районе большой камень, наматывающего на себя веревку, с перекошенным (от радости, наверное) лицом. Снизу доносилось какое-то копошение, вопли и скрежет. Я, возомнив себя Кинг-Конгом, подсела рядом, тоже уперлась в камень и делала вид, что помогаю. Первые пять рывков я сделала лихо, потом силы начали стремительно таять. Что и говорить, было весело. Самый пикантный момент был, когда Маша сказала “Хи-хи” и разжала руки. Нам этого видно не было. Мы лишь почувствовали, как резко ослабла веревка, и чуть не улетели в обратную сторону. Я подумала, чем буду закрашивать седые волосы, Кирилл вообще не мог найти подходящих цензурных слов. В конце концов Кирилл вытащил всех, Аня сидела на подъеме и принимала выуженных, дабы они не нырнули тут же в следующий омут – была там шкельда ледяная, куда роняли нашего Костю. Обошлось. Но вождю это далось дорого.

В одном из залов мы устроили привал. Расставили свечи, устроили на плоском камне подобие стола, и получился у нас такой рождественский ужин при свечах. В меню были рыбные консервы, а еще Женя усиленно кормила нас хлебом, когда консервы превратились в пустые консервные банки. Хлеба мы не хотели, но нас никто не спрашивал. В конце концов, не пропадать же продукту!

И вот, такие наетые, мы двинулись к выходу. Тело мое этого хотело, но я – нет. За что это самое вредное тело шибалось обо все, обо что можно было, спотыкалось и поскальзывалось, а также стучало о стены камерой, которой стучать о стены категорически противопоказано. Наверное, не надо было его кормить, а то расслабилось, понимаешь ли!

Мы дошли до подъема, который я мысленно окрестила “Три дырки”. На каменной стене было три прекрасных кругленьких таких зацепа, затем щель – и свобода попугаю! Кирилл, смирившись со своей судьбой, соорудил из веревки такую штуку с петлями на обоих концах, которой он цеплял нас и опять же вытягивал наверх. Думаю, в этот раз от Стерегущего у него остались весьма своеобразные воспоминания…

Где-то там я и потеряла хобу вождя. Ай-яй-яй. Мне стыдно.

Мы отошли совсем немного, когда я обнаружила пропажу доверенной мне реликвии. Кирилл махнул рукой. Он хотел наружу.

И мы вышли таки наружу. Было уже темно. Тиха украинская ночь. Крики и обрывки музыки доносились от большого костра. Искры улетали к звездам. Железка готовилась к празднику.

А мы, мокрые, побитые и грязные, кувыркались по обледенелой тропинке к своему лагерю, где должен был пылать огонь, ждать нас сушилка, чай и горячая пища. Все было не так радужно, но вскоре пришло в соответствие с мечтами. Мы грелись, попутно сохли, ели, пили и пели. Кирилл, немного согревшись и воспряв, начал горевать о потерянной хобе. Было решено за ней сходить. Чуть позже, когда подсохла мокрая одежда и стало жаль мочить ее снова, Кирилл решил все-таки не ходить за хобой. Затем настроение у него поменялось, и мы опять собрались за ней идти. Когда Кирилл передумал в восьмой раз, он понял, что не судьба, и окончательно и бесповоротно решил: НЕ ходить за хобой.

Тут мимо пробегали представители “Феррума”, они ходили за водой мимо нас, разбатоненных. Кирилл договорился, что в Трубу мы спустимся по их веревке, которую за это сбухтуем. Был еще разговор про Тетрадку, которую вытащили наружу хорошенько просушить, а обратно относить никому уже было неохота. И нам в том числе, зря они подмазывались.

Вообще, нас пригласили в гости. До гостей время еще было. Народ решал, кто куда. Кое-кто решил завалиться поспать за прошлую ночь, нам же спать не светило. Кирилл, досыта накормленный такой двойной рыбалкой, почувствовавший на своей шкуре, что значит быть лебедкой, в Трубу допустил только меня и Женю, а наши самостоятельные торопыги (мальчики спальчики) там уже побывали. Так что все они имели прекрасную возможность прийти на начало праздника, посидеть у пышущего костра, попить чаю и попеть песни. А мы с Женей прошли мимо в холодную темноту, вприпрыжку еле поспевая за Кириллом.

Суслик, надо сказать, как чувствовал. Он очень трогательно не хотел отпускать Кирилла в Трубу, мотивируя тем, что тот устал и нанервничался. Но Кирилл заговорил ему зубы, и мы начали спускаться. Поздоровавшись с духом пещеры, первой пошла Женя. Веревка железкина была очень толстая, ее приходилось буквально проталкивать в спусковое. В голове крутилось: “Мы ждем, мы жаждем приключений, нам бой, нам подвиги нужны!” Накаркала.

Я старалась не отставать, меня не покидало ощущение, что кто-то пристально смотрит на нас, мурашки бегали по коже.

Разводы на стенах напоминали или наскальные рисунки, или творение какого-нибудь художника-модерниста, они завораживали взгляд, я с трудом оторвалась идти дальше. Здесь нас было только трое, мы шли тихо, и атмосфера подземного царства опускалась нам на плечи. Она окутывала меня, и я невольно подвигалась поближе к своим спутникам. Мы были глубоко под землей.

Кирилл не стал над нами издеваться. Он только показывал на тот или иной шкурник и говорил: вот, мол, шкурник, но он никуда не ведет. Поэтому мы остались чистые и сухие, и бродили по пещере, как по храму, пытаясь рассмотреть, что скрывается в тени высоких сводов.

Женя поднималась первая. Мы разговаривали тихими голосами, и я думала, что же будет, когда поднимусь и я, и Кирилл останется здесь один? Оставшись без никого, я бы выпрыгнула без всякой снаряги.

Поднявшись немного, еще в зоне видимости, я осталась без фонаря. Нет, все-таки самохват такая паскудная штука! Сам не сломается, так фонарь с каски соскребет! Вот он и соскреб. Подниматься в темноте оказалось совсем не страшно, но больно!.. Техника кроль-жумар, ага, согни-ка ты колени, когда не видишь, есть там место их сгибать или нет! Ой! Оказывается нет, пробуем левее… Ой! Еще левее, ага, пошло… Искать на ощупь опору – тоже весьма занимательно. Я сточила все выступы в этом проходе, не иначе. Когда мне все это уже надоело, я подняла глаза к потенциальному небу, чтобы высказаться от души… а оно там было – небо! Такое звездное, совсем рядом! Воодушевившись, я выкарабкалась наружу, отстегнула снарягу и сбросила ее вниз, Кириллу, у которого ничего подъемного не оставалось. Слышимость была почти никакая - еще бы, голос из-под земли и без мегафона…

• Дошла?
• Нет!

Потрясла я веревку, обрушив на Кирилла целую кучу камней. Ответа никакого не услышала, значит, наверное, дошла (или камнями засыпало). Веревка натянулась. Ну, мы сели с Женей под кедр, и давай языками чесать. Время идет, Кирилла нет. Веревка тоже странно как-то нагружена – то сильно, то не очень. А неподалеку костер железкинский горит, там тепло, чай, гитара… А Кирилла все нет. Наверное, думаем, не дошла снаряга, и он на самохвате до нее карабкается. Подползла я к дыре, кричу: - Кирилл! Все нормально? И чуть не упала, когда услышала: - Нет!

Был уже первый час ночи. Меня покинули остатки сил. Я хотела горячего чая. Надо было собрать снарягу и веревки. Надо было передвигать ноги по направлению костра. Зато там не надо было уже ничего – только следить, чтобы не уснуть и не съехать прямо в огонь. Усталость проходила. Начались песни, рассказы, смех. Мы добрались до тетрадки. Я подержала реликвию в руках и даже что-то там написала. Было хорошо. Эх, хочу обратно!!!

Но надо было идти к себе. Кириллу – на завтрак готовить борщ, а желающим – полтора часа поспать. А потом резко просыпаться, собираться - и в путь-дорогу. Машина должна встретить нас в 10.30.

Из липкого тяжелого сна выбираться было очень нелегко. Суета в темноте с остатками свечей и севшими фонарями, разбросанные мокрые заледеневшие вещи, которые ни в какую не хотели укладываться в рюкзак, и даже запихиваться не хотели, разъяренный Кирилл, которого все дергали направо и налево, вкусный борщ, который приходилось проглатывать быстрее, чем разжуешь…Припугнув, что никого ждать не будет, Кирилл с передовиками по скоростному сбору ушел вперед. Мы с Аней, как и полагается, припугнутые, пытались добыть наши котелки из-под пищи, пленку из-под палатки и т.д. и т.п., Сусел же (берите пример) вышел не торопясь на свет белый, потянулся смачно, распахнул голубые очи навстречу новому дню и спросил: - А где моя хавка?

Кое-что я пропущу, сделаем скидку на то, что все устали и неорганизованность достала до мозга костей, в общем, это все неважно. В конце концов Кириллу пришлось еще и веревки бухтовать…

Пришли мы к машине все и почти вовремя. Некоторые успели даже попить чаю с печеньем. Это было очень кстати. Кирилл даже начал улыбаться…J

А потом мы погрузились и поехали. Мы с Аней и Лешей весело (правда, сквозь сон) общались с водителем в теплой кабине, а что творилось сзади, в кузове – черт его знает. Но доехали все живые. Умирали уже на вокзале. Это было трогательное зрелище: то тут, то там сон настигал разморенных туристов, их головы падали, некоторые вскидывались, а некоторые уже нет… Вскоре подоспела вся железка, так что небольшая комнатка вокзала превратилась в странную смесь цыганского табора, недельного бивака и детского сада, младшей группы… Кто-то переодевался, сушились мокрые и грязные вещи, на полу валялись котелки и каски, египетская пирамида рюкзаков вообще затрудняла обзор происходящего – до потолка ей оставалось не так уж и много; кто-то пел, кто-то ел, кто-то безмятежно спал среди всего этого хаоса… Двери хлопали туда-сюда без остановки, народ сновал и суетился. О том, как мы выглядели, лучше вообще умолчать. Люди, простые, обычные люди, которые по наивности своей думали, что здесь вокзал и продают билеты, просто застывали на пороге и растерянно хлопали глазами…Их можно было понять. Особенно когда железка решила покушать и заодно отметить праздник 7 ноября – они соорудили из рюкзаков настоящий стол, накрыли его почти настоящей скатертью, и получился такой банкет… Не говоря уже о том, что подступы к кассе они перекрыли начисто. Мы, в отличие от них, поели скромно, не шокируя окружающих, сбившись в кучку. Наша кухня была снаружи, где шел густой снег, за процессом мы наблюдали в окно, а Женя так вообще предпочел обедать под открытым небом. Все было замечательно: тепло, светло и мухи не кусали. Только вот когда начало на улице темнеть, у нас темнеть стало тоже, так как никакого освещения вроде и не полагалось: на потолке зияли черные дыры из-под некогда висевших там ламп, свечи кончились, фонарики сели… Поезд должен был скоро подойти, мы собрали шмотки и вынырнули в холодную и снежную реальность.

В поезде, растусовавшись по своим собственным, личным, индивидуальным (шик-то какой!) местам, мы поели в последний уже раз за это путешествие, и … тут я опять выпадаю из общего процесса, т.к. забатонилась на верхней полке до самого Хабаровска. Мне все время снилось, что я куда-то срываюсь и падаю, что мы проспали Хабаровск, что… Но никто никуда не упал, и мы вышли на родной станции, и, пересчитанные по головам, даже успели на последний транспорт.

Домой мы с Аней зашли ровно в полночь и, оглядев прибранную в наше отсутствие квартиру, с воодушевлением снова загромоздили ее рюкзаками, котелками, запахом дыма и кусками пещерной грязи, которые отваливались от нас то там, то сям. Создалось впечатление, что мы снова собираемся в поход, потому что состояние вещей в доме перед отъездом было точь-в-точь такое же. Что ж, а это было бы неплохо… Сдается мне, что рождается новая примета: если не прятать рюкзак глубоко, вскоре уедешь ты с ним далеко… Так ведь и валяется – посреди комнаты………………………………